Концепция «светлого пятна» Павлова получила свое развитие в новейших гипотезах в виде «теории прожектора». Данная концепция была сформулирована Ф. Криком — соавтором теории двойной спирали и нобе­левским лауреатом. Здесь хотелось бы сделать небольшое отступление: можно сказать, что проблемы сознания как бы притягивают к себе внимание нобелевских лауреатов, хотя никто еще Нобелевскую премию за исследования сознания пока не получил. И. П. Павлов был только первым, но не последним в этом ряду, ведь проблема сознания — одна из важнейших и интереснейших в науке, и лучшие умы, воодушевленные высоким признанием, тянутся к ее разрешению.

Основные предпосылки и положения «теории прожектора» сводятся к сле­дующему. Вся информация поступает в кору по сенсорным путям через переклю­чательные ядра в дорзальном таламусс (включая и примыкающие к нему коленча­тые тела). Возбудимость этих переключательных ядер может быть избирательно изменена за счет коллатералей от нейронов ретикулярного комплекса таламуса, входящего в его вентральный отдел. Взаимоотношения между этими частями та­ламуса построены таким образом, что в каждый данный момент одна из нейрон­ных групп дорзалыюго таламуса оказывается в состоянии высокой возбудимости, что значительно усиливает импульсный ноток к коре, в то время как другие груп­пы оказываются, наоборот, заторможенными. Период такой высокой возбудимо­сти длится около 100 мс, а затем усиленный приток поступает к другому отделу коры. Ф. Крик предполагает па этом основании, что область наиболее высокой имнульсации представляет в данный момент как бы центр внимания, а благодаря перемещению «прожектора» в другие участки становится возможным их объедине­ние в единую систему. В этом процессе большую роль играет синхронизация актив­ности нейронных групп па одной частоте. В последние годы особое значение в про­цессах интеграции придается высокочастотному ритму — частотой около 40 Гц.

Важно, что в число вовлеченных в совместную деятельность нейронных групп входят нейронные ансамбли в различных областях коры. Подобная интеграция, по мнению автора, и обеспечивает осуществление высших психических функций. Предиолагаегся также, что одновременно могут действовать несколько «прожек­торов». Данная концепция была разработана, в первую очередь, для обработки зрительных сигналов, но автор предполагает, что описанная схема является об­щей для всех анализаторов.

11.3. Повторный вход возбуждения

и информационный синтез

Концепция «светлого пятна» исходит из того, что сознание определяется некото­рым уровнем возбудимости мозговых структур. Однако можно предположить, что лого недостаточно и в действительности возникновение психического связано с некоторым принципом в организации процессов мозга, предполагающим их опре­деленное усложнение но сравнению с более простыми функциями мозга.

Одна из гипотез, привлекающих в последние годы внимание исследовате­лей, — представление о возврате возбуждения в проекционные зоны коры после дополнительного анализа в других структурах мозга и о возникающих на этой ос­нове сопоставлении и синтезе имевшейся ранее и вновь поступившей ипформации. Таким образом, схема рефлекса дополняется здесь еще одним звеном, что превращает рефлекторную дугу в кольцо. Впервые идея об информационном син­тезе как мозговой основе возникновения субъективных переживаний была вы­двинута в середине 70-х гг. прошлого века А. М. Иваницким [1999] на основе ис­следований физиологических механизмов ощущений.

11.3.1. Мозговая основа ощущений

Уже в 1920-х гг. психологам было известно, что ощущение возникает довольно поздно — после 100 мс от момента предъявления стимула (т. е. значительно позже прихода сенсорных импульсов в кору). В проведенной А. М. Иваницким и его со трудниками работе Оыла поставлена задача понять, что происходит за это время и какой стадии мозговых про­цессов соответствует возникновение субъективного об­раза. В исследовании при предъявлении одних и тех же стимулов записывали объективные показатели мозговой деятельности в виде вызванных потенциалов и определя­ли количественные показатели восприятия. Для получе­ния последних использовались методы теории обиаруже мия сигнала, которая описывает процесс восприятия с помощью двух независимых переменных: показателя сенсорной чувствительности (Iи критерия решения, опре­деляемого мотивациоиными факторами. Основные выводы построены на вычисле­нии Корреляций между показателями физиологии и психологии, а именно ампли­тудой волн вызванного потенциала и психофизическими индексами. Исследования проведены на соматосеисорном и на зрительном анализаторах, причем получен­ные на обеих модальностях результаты были принципиально сходными.

Было установлено, что амплитуда ранних волн вызванного потенциала (ВП) обнаруживала статистически достоверную Корреляцию с показателем еГ, а позд­них волн — с критерием решения. Промежуточные волны с латентиостью 140 мс для соматосеисориого и 180 мс для зрительного анализатора коррелировали с обоими перцептивными индексами, причем такая двойная Корреляция обнаружи­валась только для волн проекционной коры. Амплитуда этих волн определялась, таким образом, как сенсорными свойствами стимула, так и его значимостью. На основании имеющихся данных о гепезе отдельных волн вызванного потенциала был описан механизм, обеспечивающий указанную двойную корреляцию.

В основе этого механизма лежало кольцевое движение нервных импульсов с «центральной станцией» в проекционной коре. Сначала возбуждение поступало от проекционной к ассоциативной коре. Для зрительных стимулов это были отде­лы височной коры, играющей важную роль в опознании стимулов, а для кожных раздражений — вторичные и третичные зоны соматосенсорной коры. Затем нерв­ные импульсы приходили к структурам лимбико-гиппокампалыюго комплекса, играющего важную роль в процессах памяти, и подкорковым центрам эмоций и мотиваций. До этой стадии поступательное движение возбуждения от рецептив­ных зон к исполнительным центрам полностью укладывалось в схему рефлекса. Однако процесс на этом не заканчивался: он включал еще возврат возбуждения в кору, в том числе и в ее проекционные отделы. Благодаря возврату возбужде­ния нервные импульсы, приходящие из мотивациоииых центров, накладывались в нейронах проекционной коры на следы сенсорного возбуждения. На этом этапе или несколько раньше в процесс включалась и лооная кора, что проявлялось в синхронизации рисунка ВП в интервале от 100 до 200 мс после стимула. Было высказано предположение, что указанные промежуточные компоненты ВП отра­жали синтез на корковых нейронах двух видов информации: наличной информа­ции о физических характеристиках стимула и извлекаемых из памяти сведений о его значимости.

Самое интересное, однако, заключалось в том, что латентиость этих волн ВП точно совпала со временем появления ощущения, измеренным ранее в психологи­ческих экспериментах. Следовательно, можно было предположить, что синтез двух видов информации — наличной и извлекаемой из памяти — и составляет тот ключевой механизм, который лежит в основе ощущения как феномена уже не физиологического, а психического уровня (рис. 11.1).

 Рис. 11.1. Схема кольиевого движения возбуждения при возникновении зри­тельных ошушений. Ведушее звено в этом процессе — синтез информации о физических и сигнальных свойствах стимула на нейронах проекционной коры

Другими словами, был сделан шаг к преодолению барьера между двумя уровнями организации мозговых процессов, один из которых не сопровождается, а другой сопровождается субъективными переживаниями. Соглас­но предложенной концепции, последовательное поступ­ление информации от рецепторов приводит к повторному движению возбуждения но указанному кольцу, обеспе­чивая постоянное сопоставление сигналов, приходящих из внешней и внутренней среды, что и составляет психическии мониторинг происходящих изменении. сггот процесс осуществляется с пе­риодом приблизительно в 150 мс, составляющим минимальную длительность ощущений. Позднее сходное кольцо возбуждения было описано М. Мишкиным у обезьян при анализе стимулыюй информации, образовании и извлечении па­мятных следов.

Идея о повторном входе возбуждения в нервные структуры как базисном меха­низме возникновения субъективного опыта высказывалась в последние годы многимн авторами, паиоолее полно она оыла развита в трудах нобелевского лауреата (за исследование антител) Дж. Эделмана (Edelman, Tonony, 2000), теория созна­ния которого получила достаточно широкую известность. По мнению этого авто­ра, в основе возникновения субъективных феноменов лежит механизм повторно­го входа возбуждения в те же нейронные группы после дополнительной обработки информации в других группах или поступления сигналов из внешней среды, причем эти обратные проекции могут соединять как анатомически близ­кие, так и удаленные структуры. Этот повторный вход (гееп1епп&) дает возмож­ность сравнивать полученные ранее сведения с изменениями, происшедшими за период времени от предыдущего повторного входа. Сходные концепции сознания были высказаны и другими авторами.

Для оценки предложенных концепций важное значение может иметь соотнесе­ние временной шкалы мозговых процессов со временем субъективно переживае­мых событий. По Дж. Эдельману, время одного цикла прохождения возбуждения составляет 100-150 мс. Если прибавить к этому время, необходимое для прихода сенсорных импульсов в кору, то в сумме получается время, достаточно близкое к тому, которое было найдено в наших экспериментах. Другие авторы считают, что в процессах сознания ведущую роль играют процессы, связанные с тета-ритмом, что также дает время около 150 мс.

В исследованиях Б. Либета и др. с регистрацией вызванных потенциалов на электрокожиые стимулы с поверхности коры во время нейрохирургических опе­раций было показано, что на слабые, ноднороговые стимулы в коре регистрируют­ся только ранние волны ответа с латентностыо до 100 мс. При усилении раздраже­ния в ВП появляются и более поздние колебания с латентностью 150 мс, что сопровождается возникновением субъективных ощущений и практически совпа­дает с латентностыо волн ВП, обнаруживших в наших исследованиях двойную Корреляцию с показателями восприятия.

Итак, идея повторного входа возбуждения и информационного синтеза в тече­ние последних 20 лет высказывалась независимо друг от друга рядом авторов, от­носящихся к разным школам и строившим свои заключения на основе разных данных. Очевидно, подобное совпадение не может рассматриваться как случай­ное. Скорее, оно свидетельствует о приближении к истинному пониманию тех принципов организации мозговых процессов, которые лежат в основе субъектив­ных переживаний.

Приведенные выше данные касались происхождения одного из наиболее про­стых психических явлений — ощущений. В связи с этим могут возникнуть вопросы: насколько данные закономерности универсальны и может ли принцип информа­ционного синтеза быть распространен и на более сложные психические проявле­ния, например на процесс мышления?

11.3.2. Механизмы мышления

Ответам на эти вопросы были посвящены работы А. М. Иваницкого и его сотруд­ников, проводивших исследования в течение последних 15 лет [Ивапицкий, 1999]. В работе ставилась задача изучить структуру корковых связей при различных мыслительных операциях. При этом авторы исходили из фундаментальных идей российской нейрофизиологической ШКОЛЫ Н. Е. Введенского — А. А. Ухтомского о том, что связь между нервными структурами возникает на основе уравнивания ритмов их деятельности. М. Н. Ливановым и В. С. Русииовым было показано, что эти ритмы находят отражение в частотных параметрах электроэнцефалограммы (ЭЭГ), из чего последовал решающий вывод о том, что синхронизация частотных характеристик биопотенциалов мозга может быть условием и индикатором внут-рикорковой связи.

В результате развития этих идей был создан метод, получивший название кар­тирования внутрикоркового взаимодействия. В основе его лежат представления о том, что присутствие в спектрах ЭЭГ разных областей коры точно совпадающих частотных пиков является указанием на наличие в этих областях нейронных групп, работающих в одном ритме и, следовательно, функционально связанных друг с другом.

Испытуемым на экране монитора предъявлялись задачи на образное, про­странственное и абстрактно-вербальное мышление. В нервом случае субъект дол­жен был опознать эмоцию на фотографии лица (использовались четыре базовые эмоции: радости, страха, гнева и горя, а также смешанные состояния), во втором — сравнить две геометрические фигуры с целью определения их идентичности или зеркальной симметрии. В качестве вербальных задач использовались решение анаграмм или выбор из четырех слов одного, относящегося к другой смысловой группе

Было установлено, что простой и достаточно симметричный рисунок связей, характерный для состояния покоя, изменялся при умственной работе. Связи на­чинали сходиться к определенным областям коры, образуя как бы узлы или цен­тры связей, названные фокусами взаимодействия. При этом топография фокусов взаимодействия оказалась специфичной для мыслительных операций разного знака. Так, при образном мышлении фокусы локализовались преимущественно в теменио-височпых областях, а при абстрактно-вербальном — в лобных отделах коры. Пространственные задачи, включавшие элементы обоих видов мышления, характеризовались образовани­ем фокусов на более ранних этапах в задних, а затем и в передних отделах коры (рис. 11.2).

Кроме того, в исследованиях, в которых испытуемому давалось задание мысленно построить зрительный образ из ограниченного набора простых элементов, было пока­зано, что у лиц с преобладанием первой сигнальной сис­темы, но И. П. Павлову, фокусы взаимодействия локализовались преимущественно в правом, а у лиц с преобладанием второй, речевой системы — в левом полушарии. При этом на этапе нахождения образа фокусы бы­ли расположены в затылочных и височных (зона опознания) отделах полушарии, а на этапе конструирования образа — в лобной коре. Следует отметить, что нахож­дение решения при всех типах задач, даже если речевой ответ не требовался, со­провождалось включением в функцию вербальной левой височной зоны.

Обобщая эти данные, можно сделать вывод о том, что важным признаком орга­низации корковых связей при мышлении является их конвергенция к определен­ным центрам — фокусам взаимодействия. При этом связи, подходящие к фокусу, устанавливаются на разных частотах; собственно, именно это обстоятельство и лежит в основе образования фокуса, так как связи на одной частоте образовывали бы однородную сеть, не имеющую центров. Можно предполагать, что каждая из связей приносит к центру из определенной области коры или подкорковых обра­зований свою информацию. В фокусе эта информация может быть сопоставлена и перекомбииирована определенным образом. Основную функцию фокуса взаимо­действия составляет, таким образом, информационный синтез, т. е. процесс, сход­ный с тем, который мы наблюдали в проекционной коре при возникновении ощу­щений.

 Рис. 11.2. Корковые связи в диапазоне частот бета^ритма при двух мыслительных операциях

Вверху представлены примеры задач; слева — связи при задаче на пространст­венное мышление, которая заключалась в сравнении двух геометрических фигур, предъявляемых на экране монитора, с иелью определения их идентичности или зеркальной симметрии, что решалось путем мысленной ротаиии; справа — связи при задаче на вербальное мышление, которая состояла в том, что из четырех слов на экране монитора субъект должен был выбрать одно, относящееся к другой смысловой группе.

На рисунке представлены статистически значимые связи при сравнении со зрительно-моторным контролем, включавшим предъявление изображений и дви­гательный ответ, но не требовавшим мыслительных операиий. Толстые линии — связи на частоте 16-19 Ги, тонкие линии — связи на частоте 13-16 Гц. Шкала — время появления связи после предъявления задачи. Средние данные по группе из 43 человек

Основное различие состоит в том, что место сенсорного сигнала здесь могла за­нять информация, хранящаяся в оперативной памяти (например, об условиях ре­шаемой задачи), а ведущая роль в процессах информационного синтеза принадлежала не проекционной, как при возникновении ощущении, а ассоциативной коре. Предполагается, что на основе происходящего в фокусе сопоставления и достига­ется конечная цель мыслительного процесса в виде нахождения решения. Субъек­тивно все это переживается как процесс думания и нахождения ответа.

Гипотетическая структура фокуса взаимодействия состоит из групп нейронов с различными частотными характеристиками, настроенных на одинаковые с ними по частоте группы па периферии. Эти связи но своей природе должны быть дву­сторонними, т. е. как прямыми, так и обратными: если две группы имеют одну частоту, то любая из них в равной степени сносоона и вос­принимать, и передавать информацию связанной с ней группе (в зависимости от соотношения фаз колебаний). Одно кольцо при ощущении заменяется здесь, таким об­разом, как бы системой колец, замыкающихся на один центр.

Внутри фокуса группы нейронов должны быть объ­единены связями, образованными на ином принципе: так как они работают па разных частотах, принцип изолабильности, т. е. одинаковой частоты смены циклов возбуждения, здесь не применим. Очевидно, это должны быть жесткие связи, основанные на структурных изменениях в синапсах. Данные связи эффективны в любой фазе цикла возбудимости нейрона или группы нейро­нов (рис. 11.3). Идея об обеспечении психической функции за счет сочетания же­стких и гибких звеньев была впервые высказана Н. П. Бехтеревой [1980].

 Рис. 11.3. Схема фокуса взаимодействия

Фокус состоит из групп нервных клеток, отличающихся различными частотными параметрами и входяшими в состав нейросетей, где ней­ронные ансамбли объединены гибкими связями на основе идентично­сти частотных характеристик. Группы внутри фокуса соединены жест­кими связями, основанными на структурных изменениях в синапсах. Благодаря такой структуре фокус получает информацию, циркули­рующую в различных нейронных сетях, включая: сенсорную информа­цию, сведения, хранящиеся в оперативной и долговременной памяти, а также сигналы из центров мотивации. На основе сравнения и синте­за различной информации достигается решение, которое реализуется в моторных командах

...

Добавим, что последовательно развивая эти представления, можно сделать и следующий таг. Внутренняя логика психических событий такова, что она допус­кает возможность действительного выбора поведенческого ответа на основе субъ­ективной, по реально существующей оценки значения того или иного фактора или мотива поведения. При этом осознание всей неоднозначности этих оценок оп­ределяет и возможность альтернативных решений.

...

12.1. Вилы и формы бессознательного

Понятие бессознательного в широком смысле включает в себя все психические явления вне сферы сознания, т. е. те содержания психической жизни, о наличии которых человек либо не подозревает в данный момент, либо не знает о них в тече­ние длительного времени, либо вообше никогда не знал. В качестве примера мож­но привести факт неосознаваемости сигналов, непрерывно поступающих в головной мозг из самого организма, его внутренних органов мышц, суставов. Они начинают осознаваться в основном при патологии соответствующего органа, когда наруша­ется его функция. Однако в норме они создают опреде­ленный положительный чувственный фон, обеспечиваю­щий нормальное самочувствие человека.

Следует подчеркнуть одно важное обстоятельство, об­щее для всех видов бессознательного: отсутствие осозна­ния не есть чисто негативный факт, в смысле психиче­ское — минус сознание, а результат активных процессов, происходящих в центральной нервной системе. Это хорошо видно на такой форме бессознательного, как автоматизированное поведение, когда с упрочением навы­ка все большая часть поступающей извне информации не доходит до сознания, а обрабатывается и переключается па эффекторную (двигательную) систему на более низких уровнях центральной нервной системы. Каждый человек знает, что в процессе обучения, особенно па его начальных стадиях, сознание принимает не­посредственное участие в произвольной двигательной деятельности, например, при обучении игре па рояле, ходьбе, письму и т. д.

Приведем еще пример подобной бессознательной психической деятельности. В памяти человека хранятся тысячи слов. При разговоре из кладовой памяти из­влекаются нужные и к месту слова для выражения определенной мысли автома­тически, неосознанно. Сознание не участвует и в грамматическом построении ре­чи. В последние годы показано, что эта речевая деятельность осуществляется на основе особой формы бессознательной (имплицитной) памяти (см. главу 6). Че­ловек может включать по своему усмотрению сознание в эту деятельность, напри­мер, подыскивать наиболее подходящие, но его мнению, слова, но речь в этих слу­чаях значительно замедляется, нарушается ее плавность.

Увлечение гипнозом, начавшееся более 100 лет назад, объясняется тем, что он как прием изучения бессознательного имеет несомненное преимущество перед другими методами, так как позволяет исследовать бессознательные психические явления в ходе эксперимента.

...

Еще одна форма бессознательного связана с загадочным психическим явле­нием, с так называемым озарением в творчестве. Бытует иллюзорное представ­ление, будто творческий акт совершается в неведомых глубинах личности, ре­зультат его — решение научной или художественной задачи — выглядит как «случайный» успех, озарение (ипсайт), интуитивная догадка («ага»-реакция), т. е. как результат работы подсознания, особенно во сне («проснулся с готовым реше­нием»). Объяснительная сила подобных мифов об иррациональном происхожде­нии творчества ничтожна, поскольку они не содержат никакой перспективы для причинного объяснения открытия. В частности, неясно, каким образом рацио­нальное знание, присущее науке, возникает непостижимым для логического созвательного анализа путем.

Решение давнего спора о том, следует ли у человека все психическое отождествлять с сознательным опытом или необходимо допустить существование бессознатель­ных психических явлений, кроме естественнонаучного значения имеет несомненный методологический, фило­софский аспект. Отрицание бессознательного с неизбеж­ностью закрывает естествоиспытателю путь для выявле­ния причинных связей и причинных отношений между отдельными явлениями психической жизни человека. Важнейшее свойство сознания — прерывистость, пали чие перерывов между отдельными элементами, нередко отсутствие между ними видимых связей. Понятие бессознательного заполняет пробелы между сознатель­ными психическими явлениями. Это дает возможность изучать с позиций детер­минизма (а это основной и обязательный принцип любого научного исследова­ния) все психические функции у человека вплоть до самых высших ее форм.

Таким образом, бессознательное — это гносеологически необходимая катего­рия. Если исходить из этого принципиального положения, а его справедливость подтверждается множеством фактов, полученных в экспериментально-психоло­гических и психофизиологических исследованиях, то следует считать, что бессо­знательное — это такая же психическая реальность, как и сознательная психи­ческая жизнь. Более того, бессознательное составляет значительную и весьма важную часть психической жизни человека, его познавательной, эмоциональной и поведенческой сфер деятельности.

В современной психофизиологии все больше употребляется термин неосозна­ваемый. Он, как и понятие о бессознательном, обозначает ряд неоднородных яв­лений. Некоторые ученые считают эти термины синонимами, другие — в основ­ном психофизиологи — термин «неосознаваемый» относят к более узкому кругу явлений. К ним относят феномен, обозначаемый иногда также как предсознательный, — это психические процессы на начальных стадиях восприятия и обра­ботки поступающей извне информации или же явления, которые в данный мо­мент неосознаваемы, так как находятся вне сферы избирательного внимания субъекта, но они могут легко стать осознаваемыми при переключении на них вни­мания. Самый обычный пример такого феномена: человек перестает слышать ти­канье настенных часов, если он какое-то время находится в комнате, где они ви­сят, и снова начинает их слышать, когда но какому-то поводу обращает на них внимание.

Широкий круг психических явлений у человека, с которыми имеют дело психо­логи, психофизиологи и психиатры в норме и патологии, связан с неосознаваемым, в смысле подпороговым по отношению к сознанию, восприятием эмоционально или мотивационно значимых, но физически слабых сигналов, которые не достига­ют уровня сознания и не осознаются субъектом, однако вызывают вегетативные, биоэлектрические и эмоциональные реакции и могут влиять на поведение.

...

Воздействие неосознаваемых слов на способность к фантазированию исследо­вали у нормальных взрослых людей. Авторы такого рода работ исходили из пред­посылки о том, что на содержание фантазий наиболее сильно влияют неосозна­ваемые раздражители. По предварительной инструкции испытуемые должны со­чинить и написать историю о художественной картине, которая демонстрируется в течение 20 с. В этом же промежутке времени на экране мелькают слова, которые не осознаются. Треть испытуемых получает слова положительного эмоциональ­ного тона, другая треть — негативного, а остальные — нейтрального содержания. Рассказ испытуемого но поводу содержания и смысла картины анализируют два психолога, которые не знают о характере иодпороговых слов, предъявленных дан­ному субъекту. Если для интерпретации предъявлялась картина с недвусмыслен­ным содержанием, то не отмечалось какого-либо эффекта иодпороговых слов на характер свободного рассказа о картине. Достоверное влияние неосознаваемых слов на эмоциональную окраску рассказа наблюдалось в случаях, если картина была написана нечетко или же она была двусмысленного, неопределенного содер­жания.

Необходимо отметить, что неосознаваемые слова не вызывают больших моди­фикаций фантазий. Как правило, они лишь усиливают наличный фон эмоцио­нального состояния, если совпадают с ним. Например, слова положительного эмо­ционального тона действуют сильнее в случаях, когда человек должен описать картину с положительным эмоциональным содержанием.

Определяющая роль эмоционального состояния или мотивации в эффекте не­осознаваемых слоев была показана в серии исследований американского психоло­га Д. Сиене. В ее опытах применялись физически слабые словесные стимулы, ко­торые предъявлялись на экране на очень короткое время, так что только в 5% проб испытуемые были в состоянии отличить слайд со стимулом от «пустого» слайда и в 1% из этих проб — опознать слово. Таким образом, неосознаваемые словесные стимулы находились как бы у нижней границы пороговой зоны их действия. Ос­новное наблюдение заключалось в пятикратной экспозиции неосознаваемого сло­ва, а вслед за этим — списка из ясно видимых слов, вперемежку ассоциативно свя­занных и не связанных с неосознаваемым словом (список слов составляли на основании норм словесных ассоциаций, разработанных в Миниесотском универ­ситете). Список показывали испытуемому один раз, затем он должен был вспом­нить приведенные в списке слова. За подиороговый эффект принимали разницу между количеством воспроизведенных слов, ассоциативно связанных и не свя­занных с неосознаваемым словом. Эффект неосознаваемого слова наблюдался только при определенных состояниях человека. Например, спустя 3-4 часа после приема пищи испытуемого просили оценить свое чувство голода в данный момент или же давали прочесть текст, в котором упоминалась вкусная еда. Этими спосо­бами оживляли пищевую мотивацию. Затем в качестве неосознаваемых стимулов применяли «пищевые» слова. В этих случаях подиороговый эффект был значи­тельным. Если испытуемый находился в сытом состоянии, эффекта почти не было.

Таким образом, неосознаваемые словесные стимулы оказывают влияние на функцию запоминания и воспроизведения слов только при определенном, доста­точно высоком уровне мотивации субъекта. При этом неосознаваемые стимул и функция, на которую он влияет, должны быть связаны с преобладающей в данный момент мотивацией или же с определенным эмоциональным состоянием. Только в этих случаях даже очень слабые неосознаваемые стимулы могут вызвать соот­ветствующий эффект.

Следовательно, для проявления эффекта неосознаваемых слов необходимо, во-первых, чтобы они были эмоционально значимы в данный период времени для субъекта, во-вторых, чтобы уровень мотивации или эмоционального напряжения личности был достаточно высок. Наибольший иодиороговый эффект наблюдает­ся при совпадении этих двух переменных факторов. Они не всегда принимаются во внимание при попытках выявить эффект неосознаваемых слов на те или иные физиологические и психологические функции. Это относится в значительной ме­ре к проблеме пресловутого «25 кадра».