Психофизиология: Комментарии к статье Сознание и мозг Д.И. Дубровского

Дубровский Давид Израилевич – доктор философских наук, профессор, главный научный сотрудник сектора теории познания Института философии РАН. Разработка «Трудной проблемы сознания».

По мысли Д.И. Дубровского проблема «сознание и мозг» требует теоретически обоснованного ответа на два главных вопроса:

1) Если явлениям субъективной реальности нельзя приписывать физические свойства (массу, энергию, пространственные отношения), то, как объяснить их связь с мозговыми процессами?

2) Если явления не обладают физическими свойствами, то, как объяснить их причинное действие на телесные процессы, которое очевидно?

Ответы на эти вопросы могут быть получены с позиций информационного подхода. Он основывается на двух принципах, не встречающих эмпирических опровержений:

1) Информация необходимо воплощена в своем физическом, материальном носителе, не существует вне и помимо него.

2) Информация инвариантна по отношению к физическим свойствам своего носителя, то есть одна и та же информация может иметь разные по своим физическим свойствам носители, кодироваться по-разному.

Это изложение комментируется после статьи об итогах работы.

Ссылка на Оригинальный текст статьи.

Комментарии сделаны в контексте понимания теории МВАП .

Фрагменты для комментирования выделены желтым, комментарии – синие.

Сознаниеимозг.

Опыт разработки основных теоретических вопросов «Трудной проблемы сознания» и ее значение для нейронауки

Д.И. Дубровский

Институт философии Российской академии наук, Москва, Россия DOI:10.30727/0235-1188-2024-67-3-142-158

Аннотация

Статья представляет собой научный самоотчет автора, подводящего итоги своей 70-летней деятельности в области философии и науки, в центре которой находится «Трудная проблема сознания», проблема соотношения психических и нейрофизиологических явлений. Автор описывает свой путь в исследовании этой фундаментальной для естественно-научного познания проблемы, излагает концептуальный подход к ее решению, предложенный еще в начале 60-х годов прошлого века. Значительное внимание уделено трудностям, с которыми автору пришлось столкнуться при отстаивании своей концепции, основанной на информационном подходе. В частности, освещена острая дискуссия с Э.В. Ильенковым, показано противодействие со стороны его сторонников, занимавших влиятельные позиции в философском сообществе. Несмотря на идеологическое давление и обвинения в ревизионизме, автору удалось продолжить развитие своей теории и опубликовать ряд книг и статей, в которых раскрыты разработанные им теоретико-методологические вопросы расшифровки мозговых кодов явлений субъективной реальности. В 2019 году, после публикации статьи на английском языке в одном из ведущих международных нейронаучных журналов, в которой представлены основные положения его теории, автор получил огромное количество откликов, приглашений выступить спикером на международных конференциях и войти в редколлегии зарубежных изданий. Это свидетельствует о высокой актуальности разработки теоретических и методологических вопросов в области нейронауки и смежных дисциплин, о дефиците фундаментальных теоретических разработок, способных направлять и интегрировать эмпирические исследования. В заключение автор обращает внимание на важность информационной парадигмы и основанных на ней подходов для изучения сознания, психического и генетического аспектов жизнедеятельности.

Ключевые слова: философия сознания, психофизиологическая проблема, субъективная реальность, информационный подход, генетический код, расшифровка мозговых кодов психических явлений, нейронаука, нейрофилософия, искусственный интеллект.

С учетом того, что мне исполнилось 95 лет, это – своего рода самоотчет (для себя и некоторых других, кому эта тема может быть интересной). Настало время подвести итоги моей работы на протяжении почти 70 лет. Вышло десять моих книг, включая

«Воспоминания», пять из которых переизданы; опубликовано более 200 научных статей. Я изучал разные философские проблемы, в основном в контексте эпистемологии, исследований сознания и бессознательного, методологии науки. Но главной в моей научной жизни оставалась проблема «Сознание и мозг» (mind–brain problem), которая непосредственно связана с тем, что в западной аналитической философии часто называют «Трудной проблемой сознания» (hard problem of consciousness). Такое название вызвано фундаментальной для естественно-научного познания трудностью объяснения связи явлений сознания (субъективной реальности) с мозговыми процессами, а соответственно, их очевидной способности служить причиной воздействия на телесные, физические процессы. Дело в том, что явлениям субъективной реальности нельзя приписывать физические свойства: массу, энергию, пространственные характеристики. Как же тогда объяснить их связь с физическими объектами и процессами? Неспособность корректного теоретического решения этой проблемы в аналитической философии характеризовали как «провал в объяснении». Несмотря на то, что эта проблема оставалась в центре внимания аналитической философии в течение последних 60 лет и ей посвящено поистине огромное число публикаций, она так и не получила убедительного решения. Это относится и к современной нейронауке, нацеленной на изучение явлений сознания, для которой указанная проблема всегда служила камнем преткновения, тормозившим ее развитие.

Меня эта проблема особенно заинтересовала еще во второй половине 50-х годов прошлого века, сразу после окончания университета. В начале 60-х мне удалось защитить кандидатскую диссертацию, посвященную ее отдельным аспектам, а затем, опубликовать ряд статей (в том числе в журнале «Вопросы философии» [Дубровский 1966; Дубровский 1968; Дубровский 1969]), в которых предлагался концептуальный подход к преодолению «провала в объяснении». В 1969 году я защитил докторскую диссертацию на тему «Философский анализ психофизиологической проблемы», которая в форме монографии выпущена издательством «Наука» по рекомендации Научного совета по кибернетике при Президиуме Академии наук [Дубровский 1971]. Эта книга, увидевшая свет более пятидесяти лет назад, недавно переиздана [Дубровский 2021а]. В ней подробно, на базе предложенного информационного подхода, представлена моя концепция разрешения главных теоретических трудностей проблемы «Сознание и мозг» и на этой основе разработаны теоретико-методологические вопросы расшифровки мозговых кодов явлений субъективной реальности. В последующие годы, после первого издания указанной книги, моя концепция уточнялась и развивалась с учетом достижений нейронауки, смежных с ней дисциплин и разработок искусственного интеллекта. Это потребовало вместе с тем специальных исследований проблемы сознания, в особенности феноменологии субъективной реальности. Полученные результаты были представлены в книгах «Информация. Сознание. Мозг» [Дубровский 1980] (второе издание: [Дубровский 2021б]) и «Проблема идеального. Субъективная реальность» [Дубровский 1983] (второе издание: [Дубровский 2002]; третье издание: [Дубровский 2023]). Данной проблематике посвящено значительное количество моих опубликованных научных статей.

Несмотря на явное признание работ Дубровского, они, фактически замалчивались и не влияли на развитие других направлений в организации академической науки. 1) были другие школы и направления 2) ученые просто не знали, что делать с этим в практическом плане 3) Дубровский не входил в элиту академической науки.

Со временем моя концепция приобрела форму четко разработанной теории. В наиболее полном и систематизированном виде она представлена в книге под названием «Проблема “Сознание и мозг”: теоретическое решение» [Дубровский 2015]. Нельзя не упомянуть и еще об одной, в какой-то мере итоговой работе [Дубровский 2019]. В ней отражен мой долгий и тернистый путь разработки «Трудной проблемы сознания»; наряду с предложенной теорией собраны мои критические статьи, опубликованные в журнале «Вопросы философии», «Философские науки» и других ведущих изданиях за последние 50 лет. Эти статьи, с одной стороны, лучше проясняют, в чем-то дополняют основные положения теории, с другой – отражают историю попыток решения «Трудной проблемы сознания» в советской и постсоветской философской литературе. Вместе с тем они свидетельствуют и о сложной, во многом неблагоприятной ситуации, в которой мне приходилось отстаивать свою теоретическую позицию.

В результате затеянной мной в 1968 году дискуссии с Э.В. Ильенковым о проблеме идеального, начатой публикацией моей статьи в

«Вопросах философии» [Дубровский, 1968], я оказался в сложном положении. Да, мою позицию поддерживали многие философы и ученые. Это проявилось в большинстве статей, опубликованных на страницах журнала «Вопросы философии» в ходе указанной дискуссии. Но в то же время я встретил острое противодействие со стороны тех, кто занимал в нашей философской епархии руководящие позиции, опирался на поддержку партийных органов. Они энергично поддерживали Ильенкова, инкриминировали мне отступления от марксизма. В результате мне пришлось трижды (!) защищать докторскую диссертацию перед диссертационным советом, и еще в четвертый раз отстаивать на заседании Высшей аттестационной комиссии.

Я был ко всему прочему «невыездным» (лишен права выезда за границу, участия в международных философских мероприятиях). В 1976 году в Дюссельдорфе, на Международном философском конгрессе, была впервые организована секция «Сознание и мозг», на которую меня пригласили в качестве основного докладчика и опубликовали тезисы доклада, но меня не выпустили. В 1978 году выдающийся нейрофизиолог, президент Венгерской академии наук Я. Сентаготаи организовал симпозиум, посвященный обсуждению моей концепции. Он был на конгрессе в Дюссельдорфе, прочитал мои тезисы, выразил поддержку основным положениям, искал меня среди участников конгресса. Затем написал мне письмо, и мы с ним несколько месяцев переписывались, обсуждали проблему и повестку симпозиума. Сентаготаи пригласил на него ряд крупных нейроученых, в том числе своего друга, лауреата Нобелевской премии по физиологии и медицины Р. Сперри, который тоже поддерживал мою концепцию. Я был счастлив. От имени Венгерской академии наук Сентаготаи прислал в МГУ имени М.В. Ломоносова, в котором я тогда работал профессором философского факультета, официальное приглашение на симпозиум. Мне прямо не отказали, но пять месяцев «тянули», не оформляли командировку под разными предлогами. Сентаготаи трижды (!) переносил дату симпозиума. Наконец, мне стало ясно, в чем проблема. Давно подозревал, что поездка в Венгрию не состоится. Это – самая большая обида, нанесенная мне в МГУ за долгие годы работы на философском факультете.

Мне не раз приходилось испытывать чувство неполноценности, выслушивать обвинения в идеологических ошибках, отступлениях от марксизма, большей частью от сторонников Ильенкова. Именно они инициировали разгромную критику моей концепции в органе ЦК КПСС – журнале «Коммунист». В статью академика Н.П. Дубинина был вставлен с его согласия и одобрения подготовленный редакцией объемный текст, в котором уничтожающей критике подвергался информационный подход к исследованию сознания и предложенные мной разработки проблемы расшифровки мозговых кодов психических явлений [Дубинин 1980]. В ней, после цитат из моей первой книги и ряда статей, следовали такие оценки и заключения: Дубровский «в своих софистических рассуждениях, отталкиваясь от биологизации социального, соскальзывает в плоскость проблем, имеющих уже не естественно-научный, но общественно-политический аспект» [Дубинин 1980, 72]. Согласно автору статьи, провозглашая возможность расшифровки мозговых кодов психических явлений, Дубровский якобы «заявляет претензию на рекомендации с совершенно чуждых нам научных и идеологических позиций» [Дубинин 1980, 73], «игнорирует азбучные истины исторического материализма» [Дубинин 1980, 73]. И завершающий аккорд: «Тут налицо открытая ревизия марксистско-ленинской теории сознания» [Дубинин 1980, 73]. В те годы такая «аттестация» в органе ЦК КПСС означала безапелляционный приговор. Прощай МГУ и право преподавать философию, даже право официально заниматься ею! Действительно, как может ревизионист марксистко-ленинской теории сознания быть профессором философского факультета МГУ?! А я в эти годы был еще и заведующим отделом диалектического материализма, логики и философских вопросов естествознания журнала «Философские науки». Я уже планировал искать работу на заводе по своей старой пролетарской специальности токаря.

Со временем узнал, что эта «военная операция» против меня была делом рук близких друзей Ильенкова, его бывших учеников, заместителя главного редактора журнала «Коммунист», доктора философских наук Л.К. Науменко и заведующего отделом науки и культуры этого журнала доктора философских наук Г.Н. Волкова. Да и главный редактор журнала Р.И. Косолапов тоже был, как известно, активным сторонником Ильенкова. Но, думаю, Ильенков лично к этому не был причастен, друзья старались. К великому моему удивлению, моих друзей и недругов, я не «вылетел» из МГУ. Меня спас главный редактор журнала «Философские науки» Владимир Спиридонович Готт, у которого, как у бывшего крупного партийного работника, были связи в высших кругах ЦК партии. Он обратился к хорошо знавшему его секретарю ЦК, все объяснил, и дело спустили на тормозах. Но поставленное на мне клеймо

«ревизиониста», а значит, «неблагонадежности», еще долго давало знать о себе в моих социальных и философских коммуникациях. Чуткие к партийным оценкам, да еще на таком уровне, как журнал «Коммунист», многие ведущие и рядовые философы, услышав слова «субъективная реальность» и «расшифровка кодов», старались обходить меня и мои работы стороной: «как бы чего не вышло». После статьи в «Коммунисте» указанное направление актуальных исследований мозга долго находилось под идеологическим подозрением, что относилось и к нейрофизиологическим исследованиям Н.П. Бехтеревой, с которой я в эти годы тесно сотрудничал, хотя ее имя в «Коммунисте» не упоминалось. Это продолжалось до начала периода перестройки, когда все идеологические препоны были сняты.

Но до сих пор клан сторонников Ильенкова сохраняет организованность и активность, они превозносят его «победу» в нашей дискуссии и по-прежнему называют меня «биологизатором», «вульгарным материалистом», «софистом» и еще хлеще. Особенно интересен тот факт, что в качестве решающего доказательства «победы» Ильенкова в дискуссии они приводят фальсифицированные им результаты знаменитого т.н. Загорского эксперимента со слепоглухими, у которых якобы от рождения не только целиком отсутствовали зрение и слух, но вообще не было психики, и она, как заявлял Ильенков, была сформирована, создана воспитателями «с нуля» под его руководством (см., например: [Ильенковские чтения… 2016]). В действительности, однако, они утратили зрение и слух в сравнительно позднем возрасте, когда у них уже было сформировано сознание и владение языком. Более того, у двух из них сохранились существенные остатки зрения, а у двух остатки слуха. Это позволяло Александру Суворову и Юрию Лернеру самостоятельно ездить в общественном транспорте не только по Москве, но и из Москвы в Загорск и обратно, что вызывало возмущение и резкий запрет Ильенкова, т.к. опровергало его трактовку Загорского эксперимента.

Здесь будет уместно привести основные положения Ильенкова, четко изложенные им в его статье, опубликованной в журнале

«Коммунист». В ней он следующим образом характеризует своих подопечных: «А ведь они как были, так и остались физически слепоглухими и если бы не специально выработанная наукой система воспитания, были бы обречены на бессознательное существование в мире мрака и безмолвия, и физического и духовного, и в прямом и в переносном смысле сих страшных слов… Исходное условие жесткое: психики нет вообще, и “сама” она не возникает. Ее надо “сделать”, сформировать воспитать... Исходное условие – то, что дано природой, биологией, ничтожно мало – одни лишь простейшие органические нужды: в пище, воде, да физических факторах известного диапазона. Больше ничего» [Ильенков 1977, 70–71]. И вот, благодаря методам воспитания, основанным на марксистской теории личности, они обрели психику, стали полноценными членами общества. Более того, благодаря научной программе, разработанной Институтом дефектологии и усилиям его сотрудников, они смогли окончить психологический факультет МГУ. Все это изображалось как триумф марксистской теории формирования личности, исключающей напрочь роль генетических факторов, ибо все определяется сугубо социальными факторами, воспитанием, ролью педагога, вооруженного передовой марксистской теорией. Как видим, концепция Ильенкова с его фальсификацией Загорского эксперимента была санкционирована в органе ЦК КПСС журнале «Коммунист» и обрела идеологическое значение. Соответственно, те, кто пытались резко критиковать эту концепцию с научных позиций, обвинялись в отступлениях от марксизма, что было показано выше на примере оценки в журнале «Коммунист» моей позиции. Этим объясняется и то обстоятельство, что фальсификация Ильенкова получила поддержку со стороны весьма авторитетных тогда ученых: А.Н. Леонтьева, В.В. Давыдова, Н.П. Дубинина, которые хорошо знали реальное положение дел, но умели подлаживаться под партийные установки и быть всегда на гребне текущей конъюнктуры

Фальсификация Ильенкова была основательно разоблачена в период перестройки, на организованной мной по линии Философского общества конференции, специально посвященной проблеме слепоглухонемых. В ней участвовали ведущие сотрудники Института дефектологии и его директор, В.И. Лубовский, директор Института общей и педагогической психологии А.М. Матюшкин, главный редактор «Психологического журнала» А.В. Брушлинский, ряд известных психологов и философов, а с основным докладом выступил один из четырех знаменитых слепоглухих С.А. Сироткин (материалы этой конференции опубликованы дважды [Слепоглухонемота… 1989; Слепоглухонемота… 2018]). В своем докладе Сироткин прямо говорил об этих фальсификациях Ильенковым, более того – о том, что он принуждал своих подопечных поддерживать их, скрывать свои реальные способности. По поводу широковещательных заявлений Ильенкова о том, что до Загорского эксперимента у его четверых учеников

«не было ни психики, ни самосознания», Сироткин заметил: «В концепции Ильенкова слепоглухой предстает “табула раса”, на которой пишет всесильная рука педагога» [Слепоглухонемота… 1989, 93]. Приведя многие факты ильенковских фальсификаций

«из благих побуждений», Сироткин заявляет: «К сожалению, “святая ложь”, “ложь во спасение” неизбежно перерастает в настоящую ложь со всеми негативными для слепоглухих последствиями» [Слепоглухонемота… 1989, 102]. Ильенков не только переиначивал факты, скрывал правду, но и активно боролся за сохранение этой неправды. Сироткин признается: «У нас с Эвальдом Васильевичем был тяжелый конфликт, и это свидетельствует о том, что он сознательно скрывал определенные факты во имя чистоты эксперимента» [Слепоглухонемота… 1989, 26].

Я остановился на этом подробно, т.к. в последние годы опубликовано около двух десятков статей, посвященных моей дискуссии с Ильенковым, в т.ч. и в «Вопросах философии». Большинство из них написаны его известными сторонниками. В них превратно изложена моя позиция, особенно о проблеме «Сознание и мозг» и концепции субъективной реальности. Это относится и к многочисленным материалам, опубликованным ими в интернете. Разумеется, все это сегодня для меня не является существенным. Но оно показывает живучесть, сохранившуюся инерцию гегельянско-марксоидных и радикально-социологизаторских установок мышления, характерных для многих представителей советской философии при объяснении сознания, категорического отрицания роли генетических факторов в формировании личности и в процессах общественной жизни.

В первые десятилетия нового века я продолжал развивать концепцию субъективной реальности в аспекте разработки ее феноменологии, много занимался изучением философских и теоретико-методологических вопросов в контексте темы искусственного интеллекта, был совместно с академиками В.А. Лекторским и В.Л. Макаровым организатором Научного совета РАН по методологии искусственного интеллекта и когнитивных исследований и на протяжении 18 лет работал на общественных началах в качестве его сопредседателя. Эта деятельность имела большое значение для развития мной информационного подхода к проблеме «Сознание и мозг» с учетом достижений в области искусственного интеллекта и робототехники.

Теперь перейду к тем вопросам последних лет моей научной деятельности, которые побудили меня написать столь затянувшийся отчет. Речь пойдет о главном из того, что сделано в моей долгой научной деятельности, – предложенном мной теоретическом решении основных вопросов «Трудной проблемы сознания» – и о недавних, очень удививших меня событиях, связанных с его восприятием в западных нейронаучных изданиях. Несмотря на множество моих опубликованных статей, указанных выше книг, изданных в контексте этой тематики (за 60 лет) на русском языке, и на то обстоятельство, что она оставалась высокоактуальной в западной философской и научной литературе, я не предпринимал намерений переводить свои работы на английский и публиковать их на Западе. Упомяну лишь об одном случае. Во второй половине 80-х годов я сотрудничал с известным американским

философом Дж. Марголисом, который разрабатывал концепцию эмерджентистского материализма, близкую к диалектическому материализму. По его инициативе на английский язык переведена моя ранее опубликованная статья, посвященная расшифровке кодов как общенаучной проблеме [Дубровский 1979]. Эта статья с предисловием Дж. Марголиса опубликована в американском журнале [Margolis 1987]. Кроме того, в 1988 году, в условиях начавшейся перестройки, издательство «Прогресс», выпускавшее иностранную литературу, перевело по своей инициативе на английский язык и выпустило мою книгу «The Problem of the Ideal: The Nature of Mind and Its Relationship to the Brain and Social Medium» [Dubrovsky 1988]. Она состояла из двух частей: одна из них представляла несколько глав из моей книги «Проблема идеального», вторая – из глав книги «Информация. Сознание. Мозг». На нее обратил внимание выдающийся нейрофизиолог, лауреат Нобелевской премии Р. Сперри, который поддержал мою концепцию.

После этого, на протяжении более 30 лет, публикаций на английском у меня не было. Но в 2017 году на страницах нашего ведущего нейронаучного журнала была опубликована моя статья «Проблема свободы воли и современная нейронаука» [Дубровский 2017]. Ее без моего ведома перевели на английский и опубликовали [Dubrovsky 2019a]. Затем я получил более десятка предложений из международных нейронаучных журналов написать для них статью на близкую тему. И я подумал о том, что все-таки стоит, наверное, опубликовать на английском статью с изложением моей теории. Долго собирался и в итоге написал такую статью объемом полтора печатных листа. В ней четко, по пунктам изложил основное содержание теории, перевел ее на английский с помощью знакомого, в совершенстве владеющего этим языком, и отправил в журнал, который дважды обращался ко мне с такой просьбой. Он оказался одним из главных международных журналов, специализирующихся на проблемах нейронауки. Речь идет о журнале «AIMS Neuroscience» (индексируется WoS, Scopus, PMC) [Dubrovsky 2019b]. Статью сравнительно быстро опубликовали, и, к моему огромному удивлению, на меня обрушился настоящий шквал приглашений, откликов, положительных оценок из редакций других журналов, различных организаций и от ряда авторов. До сих пор я получаю такие письма по несколько раз в неделю. Но никому не отвечаю, нет времени и сил. Тем более что у меня нет больше намерений публиковаться на английском. Сначала я из интереса пытался коллекционировать эти приглашения, но вскоре оставил это занятие. Большая часть всей этой огромной почты на всякий случай у меня, однако, сохранилась. После выхода указанной статьи в 2019 году я получил с тех пор около 500 (!) откликов подобного рода. Среди них – 26 (!) приглашений за это время выступить спикером на международных конгрессах и конференциях в Париже, Лондоне, Риме, Амстердаме, Праге, Вене, Барселоне, Бостоне, Токио, Осаке, Дубае, Cингапуре, Бангкоке, Дублине и т.д. Получил более 20 приглашений войти в состав редколлегий международных журналов. Но, понятно, в моем возрасте и при моей занятости нет ни малейшего смысла принимать эти приглашения. Чтобы не быть голословным, я сделал сравнительно небольшую подборку полученных писем с приглашениями, при желании ее можно просмотреть на моем сайте1.

Хочу, чтобы мне поверили: я написал об этом не из самовосхваления, хотя не отрицаю, что такое признание моей работы доставило мне, конечно, радостное чувство. Тем более с учетом того, что несмотря на «солидный возраст» моей теории и поддержку со стороны ряда крупных представителей нейронауки (и даже включения ее в два учебника по нейрофизиологии), за 35 лет работы в Институте философии значение ее никто и никогда не отмечал. Два или три раза за эти годы коллеги высказывали в ее адрес краткие и поверхностные замечания, из которых становилось понятным, что они не читали внимательно моих публикаций, посвященных данной теме. Каждому из нас нужна какая-то поддержка научного сообщества, иначе временами охватывает чувство, что твой многолетний труд является напрасным. Такое чувство мне пришлось испытывать слишком часто, и это, наверное, связано с тем, что я был в какой-то мере маргиналом, не принадлежал к влиятельным группировкам и кланам, представители которых постоянно цитировали друг друга, «накручивая» свой авторитет, и в первую очередь – своего лидера. Множество
откликов на мою статью, о которых говорилось выше, стали для меня несомненной поддержкой.

Достаточно хотя бы бегло просмотреть приводимую выборку, чтобы убедиться в том, что она связана не только с моей персоной, но и с особенно актуальным вопросам развития современной нейронауки и смежных с нею дисциплин. Обратим внимание на то, что просьбы выступить спикером на международных конференциях, посвященных философским, теоретическим и методологическим вопросам нейронауки и написать статью об этой проблематике, относились к самым разным специализациям нейрофизиологии: от нейропсихологии до нейроиммунологии и нейрофармакологии, от нейрохирургии, нейротерапии и неврологии до нейрокибернетики. Возрастающий колоссальный массив эмпирических исследований настоятельно требует основательного методологического осмысления.

Острый дефицит теоретических разработок создает сильный тормоз в развитии нейронауки и решении ее междисциплинарных проблем, особенно связанных с исследованиями сознания, развитием искусственного интеллекта и робототехники. Философы, специализирующиеся на вопросах эпистемологии и методологии науки, становятся особенно востребованными (разумеется, при наличии достаточной у них компетенции в соответствующей научной проблематике).

Понятен и большой интерес, проявленный нейроучеными к разработке «Трудной проблемы сознания», поскольку в центре их внимания в итоге всегда находится человек, психосоматическое единство его жизнедеятельности. Поэтому особенно важно для нее понимание роли сознания в организации и реализации жизненных функций социального индивида, его произвольных действий и способов эффективной саморегуляции, изучение механизмов воздействия явлений сознания на физиологические процессы, в первую очередь способов их связи с мозговой нейродинамикой.

Но для нейроученого данная тематика не ограничивается только сознанием. Вопрос ставится шире: о роли психической деятельности в единстве ее сознательных и бессознательных процессов, с акцентом на исследовании бессознательных форм психической регуляции жизненных функций, различных ее уровней, от «близких» к сознанию (и допускающих в тех или иных пределах сознательное управление ими, например в случаях памяти) до глубоких уровней бессознательно-психического, функционирующих с высокой степенью автономии от сознания. Впрочем, соотношение разных уровней бессознательных психических процессов и выяснение их связей с сознанием требуют дальнейшего основательного исследования. Очевидным становится одно: всякое явление сознания имеет под собой, в качестве своей основы, сложную структуру бессознательных процессов; между ними и уровнем сознания существуют прямые и обратные, непосредственные и чаще опосредствованные связи, которые изучены недостаточно. И это обращает внимание нейроученых к еще более глубокому, допсихическому уровню жизненных процессов.

Поэтому, наряду с уровнями сознания и психического (как единства сознательного и бессознательного), необходимо выделить уровень информационных процессов, который включает в себя сознательное и психическое, но вместе с тем и свои особые способы организации, регуляции, управления жизненными процессами, прежде всего генетического характера. В ходе сотен миллионов лет эволюции выработаны надежные информационные компетенции организма в управлении его чрезвычайно сложными системами. Я обычно привожу такой пример: в нашем организме смонтировано сто тысяч километров (!) сосудистых русел, и эта колоссально сложная динамическая система эффективно функционирует в условиях непрерывно изменяющейся внешней среды и внутренней среды организма. Пока мы лишь в начале пути к пониманию и объяснению этой чрезвычайной сложности. Учитывая, что информационный уровень является фундаментальным в изучении жизнедеятельности, можно считать информационную парадигму и основанные на ней информационные подходы к изучению сознания, психического и генетического теоретически адекватными для разработки многоплановых проблем современной нейронауки и тесно связанных с ней областей научного знания. Возможно, отчасти поэтому предложенное мной на основе информационного подхода решение главных теоретических вопросов «Трудной проблемы сознания» вызвало неожиданный для меня резонанс в нейронаучном сообществе.

ЦИТИРУЕМАЯ ЛИТЕРАТУРА

Дубинин 1980 – Дубинин Н.П. Наследование биологическое и социальное // Коммунист. 1980. № 11. C. 62–74.

Дубровский 1966 – Дубровский Д.И. Физиологическое и логическое // Вопросы философии. 1966. № 8.

Дубровский 1968 – Дубровский Д.И. Мозг и психика (О необоснованности философского отрицания психофизиологической проблемы) // Вопросы философии. 1968. № 8. С. 122−135.

Дубровский 1969 – Дубровский Д.И. По поводу статьи Э.В. Ильенкова «Психика и мозг» // Вопросы философии. 1969. № 3. С. 142−146.

Дубровский 1971 – Дубровский Д.И. Психические явления и мозг. Философский анализ психофизиологической проблемы в связи с некоторыми актуальными задачами нейрофизиологии, психологии и кибернетики. – М.: Наука, 1971 .

Дубровский 1979 – Дубровский Д.И. Расшифровка кодов (методологические аспекты проблемы) // Вопросы философии. 1979. № 12. С. 87–100.

Дубровский 1980 – Дубровский Д.И. Информация. Сознание. Мозг. – М.: Высшая школа, 1980.

Дубровский 1983 – Дубровский Д.И. Проблема идеального. Субъективная реальность. – М.: Мысль, 1983.

Дубровский 2002 – Дубровский Д.И. Проблема идеального. Субъективная реальность / 2-е изд. – М.: Канон+, 2002.

Дубровский 2015 – Дубровский Д.И. Проблема «Сознание и мозг»: теоретическое решение. – М.: Канон+, 2015.

Дубровский 2017 – Дубровский Д.И. Проблема свободы воли и современная нейронаука // Журнал высшей нервной деятельности. 2017. Т. 67. № 6. С. 739–754.

Дубровский 2019 – Дубровский Д.И. Проблема сознания: теория и критика альтернативных концепций. – М.: Ленанд, 2019.

Дубровский 2021а – Дубровский Д.И. Психические явления и мозг. Философский анализ проблемы в связи с некоторыми актуальными задачами нейрофизиологии, психологии и кибернетики / 2-е изд., доп. – М.: URSS, 2021.

Дубровский 2021б – Дубровский Д.И. Информация. Сознание. Мозг. Расшифровка мозговых кодов психических явлений / 2-е изд., доп. – М.: URSS, 2021.

Дубровский 2023 – Дубровский Д.И. Проблема идеального. Субъективная реальность / 3-е изд. – М.:ЛЕНАНД, 2023.

Ильенков 1977 – Ильенков Э.В. Становление личности: к итогам научного эксперимента // Коммунист. 1977. № 2. С. 68–79.

Ильенковские чтения… 2016 – Ильенковские чтения. Материалы XVIII Международной научной конференции. Белгород 28–29 апреля 2016 г. / под ред. А.Д. Майданского. − Белгород: Издательский дом

«Белгород», 2016.

Слепоглухонемота… 1989 – Слепоглухонемота: исторические и методологические аспекты. Мифы и реальность / отв. ред. Д.И. Дубровский. – М.: Философское общество, 1989.

Слепоглухонемота… 2018 – Слепоглухонемота: исторические и методологические аспекты. Мифы и реальность / 2-е изд., доп. – М.: ИИнтелл, 2018.

Dubrovsky 1988 – Dubrovsky D.I. The Problem of the Ideal: The Nature of Mind and Its Relationship to the Brain and Social Medium. – Moscow: Progress Publishers, 1988.

Dubrovsky 2019a – Dubrovsky D.I. The Problem of Free Will and Modern Neuroscience // Neuroscience and Behavioral Phisiology. 2019. Vol. 49. No. 5. P. 629–639.

Dubrovsky 2019b – Dubrovsky D.I. “The Hard Problem of Consciousness”: Theoretical Solution of its Main Questions // AIMS Neuroscience. Vol. 6. No. 2. P. 85–103.

Margolis 1987 – Margolis J. Introductory Note to Dubrovskii: Dubrovskii D.I. The Decipherment of Codes: Methodological Aspects of the Problem // Journal for The Theory of Social Behaviour. 1987. Vol. 17. No 1.

P. 1–18.

REFERENCES

Dubinin N.P. (1980) Biological and Social Inheritance. Kommunist.

No. 11, pp. 62–74 (in Russian).

Dubrovsky D.I. (1966) Physiological and Logical. Voprosy filosofii.

No. 8 (in Russian).

Dubrovsky D.I. (1968) Brain and Psyche (On the Unjustified Philosophical Denial of the Psychophysiological Problem). Voprosy filosofii. No. 8,

pp. 122–135 (in Russian).

Dubrovsky D.I. (1969) Regarding E.V. Ilyenkov’s Article “Psyche and Brain”. Voprosy filosofii. No. 3, pp. 142–146 (in Russian).

Dubrovsky D.I. (1971) Mental Phenomena and the Brain. Philosophical Analysis of the Psychophysiological Problem in Relation to Some Current Issues in Neurophysiology, Psychology, and Cybernetics. Moscow: Nauka (in Russian).

Dubrovsky D.I. (1979) Decoding the Codes (Methodological Aspects of the Problem). Voprosy filosofii. No. 12, pp. 87–100 (in Russian).

Dubrovsky D.I. (1980) Information. Consciousness. Brain. Moscow: Vysshaya shkola (in Russian).

Dubrovsky D.I. (1983) The Problem of the Ideal. Subjective Reality. Moscow: Mysl’ (in Russian).

Dubrovsky D.I. (1988) The Problem of the Ideal: The Nature of Mind and Its Relationship to the Brain and Social Medium. Moscow: Progress Publishers.

Dubrovsky D.I. (Ed.) (1989) Deafblindness: Historical and Methodological Aspects. Myths and Reality. Moscow: Filosofskoe obshchestvo (in Russian).

Dubrovsky D.I. (2002) The Problem of the Ideal. Subjective Reality

(2nd ed.). Moscow: Kanon+ (in Russian).

Dubrovsky D.I. (2015) The Problem of Mind and Brain: A Theoretical Solution. Moscow: Kanon+ (in Russian).

Dubrovsky D.I. (2017) The Problem of Free Will and Modern Neuroscience. Pavlov Journal of Higher Nervous Activity. Vol. 67, no. 6, pp. 739–754 (in Russian).

Dubrovsky D.I. (Ed.) (2018) Deafblindness: Historical and Methodological Aspects. Myths and Reality (2nd ed.). Moscow: Iintell (in Russian).

Dubrovsky D.I. (2019a) The Problem of Consciousness: Theory and Critique of Alternative Concepts. Moscow: Lenand (in Russian).

Dubrovsky D.I. (2019b) The Problem of Free Will and Modern Neuroscience. Neuroscience and Behavioral Physiology. Vol. 49, no. 5, pp. 629–639.

Dubrovsky D.I. (2019c) “The Hard Problem of Consciousness”: Theoretical Solution of its Main Questions. AIMS Neuroscience. Vol. 6, no. 2,

pp. 85–103.

Dubrovsky D.I. (2021a) Mental Phenomena and the Brain. Philosophical Analysis of the Problem in Connection with Some Current Issues in Neurophysiology, Psychology, and Cybernetics (2nd ed.). Moscow: URSS (in Russian).

Dubrovsky D.I. (2021b) Information. Consciousness. Brain. Decoding the Brain Codes of Mental Phenomena (2nd ed.). Moscow: URSS (in Russian).

Dubrovsky D.I. (2023) The Problem of the Ideal. Subjective Reality

(3rd ed.). Moscow: Lenand (in Russian).

Ilyenkov E.V. (1977) The Formation of Personality: To the Results of Scientific Experiment. Kommunist. No. 2, pp. 68–79 (in Russian).

Maidanskiy A.D. (Ed.) (2016) Ilyenkov Readings: Materials of the 18th International Scientific Conference, Belgorod, April 28–29, 2016. Belgorod: Belgorod Publishing (in Russian).

Margolis J. (1987) Introductory Note to Dubrovskii: Dubrovskii D.I. “The Decipherment of Codes: Methodological Aspects of the Problem”. Journal for The Theory of Social Behaviour. Vol. 17, no. 1, pp. 1–18.

Книга «Проблема Сознание и мозг: теоретическое решение» Д.И.Дубровского

2015г

аннотация

В книге обосновывается теоретическое решение проблемы «Сознание и мозг». Для этого используются информационный подход и понятие самоорганизации. Предлагаемая теория отвечает на вопросы: 1) каким образом явления субъективной реальности, которым нельзя приписывать физические свойства (массу, энергию, пространственные характеристики), необходимосвязанысмозговымипроцессами;2)какобъяснитьпсихическую причинность, способность явлений субъективной реальности воздействовать на физические процессы, управлять телесными изменениями; 3) как совместить феномен произвольных действий и свободы воли с детерминизмом мозговых процессов. С этих позиций рассматриваются теоретические и методологические вопросы расшифровки мозговых нейродинамических кодов психических явлений и перспективы нейронаучныхисследованийсознания,связанныесразвитиемконвергентных технологий. Выдвигается гипотеза, отвечающая на вопросы: почему и как возникло само качество субъективной реальности в процессе эволюции. В книге под критическим углом освещен полувековый опыт разработки проблемы «Сознание и мозг» («Mind-Brain Problem») в аналитической философии.

Далее идут цитаты из книги с комментариями в контексте теории МВАП .

Полностью текст книги доступен здесь.

Проблема «Сознание и мозг» – одна из фундаментальных классических проблем, имеющих давнюю историю. Ее ключевой пункт состоит в том, что сознаниеобладаетспецифическиминеотъемлемымкачествомсубъективной реальности (далее сокращенно – СР), которому нельзя приписывать физические свойства.Именно это создает главную трудность при попытках теоретического объяснения связи сознания с мозговыми (и вообще с телесными, физическими)процессами.

СР – это реальность осознаваемых состояний индивида, которые непосредственно удостоверяют для него то, что он существует. Качество СР обозначается в философской литературе различными, но близкими по значениютерминами:«ментальное»,«интроспективное»,«феноменальное», «субъективный опыт», «квалиа» и др.

Понятие СР охватывает как отдельные явления и их виды (ощущения, восприятия, чувства, мысли, намерения, желания, волевые усилия и т.д.), так ицелостноеперсональное образование,объединяемоенашимЯ,взятомвего относительном тождестве самому себе, а тем самым в единстве его рефлексивных и арефлексивных, актуальных и диспозициональных измерений. Это целостное образование представляет собой исторически развертывающийся континуум, временно прерываемый глубоким сном или случаямипотерисознания.СРвсегдапредставляетсобойопределенное «содержание»,котороеданоиндивидувформе«текущегонастоящего»,т.е. сейчас,хотяэто«содержание»можетотноситьсякпрошломуикбудущему.

Можно уточнить, что к СР относится то, что осознается и переживается. Это не образы восприятия и действия и не ментальные образы как структуры адаптивных механизмов, а только информация о них.

... описание явлений СР производится в понятиях интенциональности, цели, смысла, ценности, воли и т.п., а описание физических явлений и мозговых процессов – в понятиях массы, энергии, пространственных характеристик и т.п., и между этими понятийными комплексами нет прямых логических связей. Требуется некоторое посредствующее понятийное звено, чтобы связать, объединить эти различные типы описаний в единой концептуальной системе, способной дать теоретически обоснованное объяснение связи явленийСР смозговымипроцессами.Какегонайтиитемсамымпреодолеть «провал в объяснении»?

Именно таким посредствующим звеном и является информация в виде структуры памяти (Б.Баарс, Дж.Тонони, структура информации: fornit.ru/68830).

ВместестемСРпредставляет«внутренний»,индивидуально-субъективный опыт, присущий только данному индивиду (выражаемый в отчетах отпервого лица). Как перейти от этого индивидуально-субъективного опыта к интерсубъективным, общезначимым утверждениям (от третьего лица) и к обоснованию истинного знания?

Опыт, представлен образами восприятия и действия с ассоциированными с этими образами значимостями (), сам такой опыт не осознается никак не оказывается в составе структуры информации (fornit.ru/68540). В этом отношениипринципиальноезначениеприобретают вопросы феноменологического анализа исистематизации явлений СР, дискретизации континуума СР, формирования таких инвариантов явлений СР, которые могли бы служить достаточно определенными объектами для соотнесения их с мозговыми процессами (подробнее об этом будет сказано далее).

Для решения сихофизической проблемы прежде всего требуется теоретически обоснованный ответ на два главных вопроса:

1. Как объяснить связь явлений СР с мозговыми процессами, если первым нельзя приписывать физические свойства (массу, энергию, пространственные характеристики), а вторые ими необходимо обладают?

Говоря о связи, предполагается, что имеются две сущности: процессы мозга и СР, но последняя не является физической сущностью, не существует сама по себе, а является формой отражения первого. Форма нематериальна, потому что это умозрительная абстракция – информационный вид представления, обладающих определенными свойствами (fornit.ru/70860). Так что вопрос некорректен.

2. Если явлениям СР нельзя приписывать физические свойства, то как объяснить их способность причинного действия на телесные процессы?

Иллюзия того, что информационные абстракции как-то влияют на мышление и произвольность возникает из-за того, что именно текущий шаг осознания, порождающий информацию, создает контекст для выбора направления следующего шага. Информация – это вид оперативной памяти (как и любая другая активность в мозге) сама по себе не является СР, а обладает качеством контекста для всех проявлений СР как шагов осмысления, которые порождают новую информацию. Структура информации воспринимается субъектом как переживание, потому что актуализирует связанное с такой информацией образы (начиная с элементов исходной значимости Норма, Плохо, Хорошо, см. fornit.ru/70860), мы снова можем ощутить все те образы восприятия, что были ранее в виде сенсорных активаций как внешнего, так и внутреннего состояния, они воздействуют так же, как воздействовали стимулы.

Другиесущественныевопросыследующие:

3. Как объяснить феномены произвольных действий и свободы воли и как совместить их с детерминизмом мозговых процессов?

Понятие произвольности требует определения и когда такое определение, исходящее из адаптивной функциональности, принять (fornit.ru/art11), то вопрос полностью снимается.

4. Как объяснить возникновение самого качества СР в процессе эволюции, которое, на первый взгляд, кажется необязательным для эффективного функционирования организма (что всегда служило поводом для эпифеноменалистских трактовок СР и редукционистских построений, использования моделей«зомби» и т.п.)?

Для реализации главной функции сознания (fornit.ru/70546) совершенно естественно эволюционное развитие того, что ее обеспечивает, в том числе структуру информированности (fornit.ru/68540), активность которой переживается так же, как стимулы восприятия.

5. Почему информация о действующем агенте не просто репрезентируется, а переживается в форме СР – вопрос тесно связанныйс предыдущим (его обычно остро ставят представители аналитической философии)?

Потому, что она играет роль тех стимулов, которые воздействовали ранее при восприятии, но в связке с их субъективной значимостью (fornit.ru/70018). Они запускают процессы осмысления, которые следуют от таких стимулов, но в текущей конфигурации информированности, которая влияет на выбор шага следующего осмысления. Если поначалу стимул не имеет определенной значимости, то в ходе осмысления он ее получает (семантическая память) как и информацию о том, с какими еще условиями бывает связан стимул и какие свойства проявляет (эпизодическая память). Эти элементы информированности активируются одновременно, составляя субъективное представление абстракции от состояния организма и выбора эмоционального контекста до решения как отвечать в данных условиях. Это и есть субъективное переживание, которое в таком виде сохраняется в кадрах исторической памяти. При выборке из кадра информации возникает воспоминание, воскрешая ранее пережитое (fornit.ru/70759).

Эти и ряд других частных вопросов будут выделены и теоретически осмысленыниже.

Понятие информации употребляется мной в том общем смысле, в котором оно используется практически во всех науках,а именно: как «содержание сообщения», «содержание сигнала» (определения Н. Винера). Поэтому здесь нет нужды вдаваться в его различные философские истолкования, оценивать каждую из двух основных концепций информации (атрибутивную и функциональную), выбиратьту или другую. Хотя я предпочитаю функциональную, а не атрибутивную концепцию, развиваемый ниже информационный подход к проблеме «сознание и мозг» совместим и с той, и с другой.

Информированность в системе индивидуальной адаптивности требует определенной структуры возможных элементов информации, что никак не схоже с физической или кибернетической концепциями (да и физическая концепция – совершенно не то же, что кибернетическая).

Предлагаемая мной теория сравнительно четко и просто организована и потому удобна для критики. В ней принимаются три исходные посылки. Первые две из них являются принципами, не встречающими эмпирических опровержений, третья – интуитивно приемлемым соглашением, которое убедительно подтверждается обыденным и научным опытом. Привожу эти исходные посылки.

1. Информациянеобходимовоплощенавсвоемфизическом носителе

(несуществуетвнеипомимонего).

Да, как структура информированности для каждого вида информации наследственно предопределяется своя ячейка памяти в глобальной структуре информационной картины. Для субъект каждая такая ячейка является функционально определённой как контекст, определяющий следующий шаг осмысления. Причем выбор делается по состоянию всех ячеек. Именно так реализована инфо-картина в прототипе Beast (fornit.ru/beast).

2. Информация инвариантна по отношению к физическим свойствам своего носителя, т.е. одна и та жеинформация (для данной самоорганизующейся системы – для данного организма, человека или сообщества)может быть воплощена и передана разными по своим физическим свойствам носителями, т.е. кодироваться по-разному. Например, информация о том, что завтра ожидается дождь, может быть передананаразныхязыках,устно,письменно,спомощьюазбукиМорзеи т.д.;вовсехэтихслучаяхееносительможетбытьразнымповеличинемассы, энергии, пространственно-временным характеристикам).Обозначим сокращенно этот принцип – ПИ.

Тут смешивается понятие образов разной модальности и ячеек памяти информации. Все разнообразие образов отражается в наследственно предусмотренных для этого ячейках памяти. Обеспечивая к ним унифицированный доступ, а не создавая проблему доступа канала осознанного внимания ко всем видам образов. И тогда да, информация оказывается инвариантной по своей значимости и доступности.

3. Явление СР (например, мой чувственный образ в виде зрительного восприятиянекоторогообъектаА,переживаемыйвданноминтервале) может рассматриваться как информация (о данном объекте). Отметим, что информация допускает не только синтаксическое описание, но также семантическое(содержательно-смысловое)ипрагматическое(целевое, «действенное», программно-управленческое), что отвечает требованиям описанияявлений СР.

Попытка определить в одном флаконе все элементы организации цикла осмысления в разных его режимах (целевом активном и пассивном). Явление СР строго ограничено только самими элементами информационной картины, которые уже в процессе осмысления приводят ко всем проявлениям этого процесса.

1.1. Поскольку указанное явление СР есть информация об А (обозначим его А), то оно имеет свой определенный носитель (обозначим его Х), который, согласно данным нейронауки, представляет собой определенную мозговую нейродинамическую систему. Таким образом, явление субъективной реальности необходимо связано с соответствующим мозговымпроцессом как информация со своим носителем. Хотя нейродинамическая система Х необходимо состоит из физических компонентов, ее функциональная специфика не может быть объяснена на основе физических свойств и закономерностей (поскольку, как известно, описание функциональных отношений логически независимо от описания физических свойств и отношений). Это показывает и анализ характера необходимойсвязиА иХ.

Совокупность активной информации в общей инфо-картине отражает причинно-следственную связь физического мира, включая ответные действия и ментальные реакции организма в составе одного кадра эпизода переживания.

Связь между А и Х не является причинной, это особый вид функциональной связи: А и Х – явления одновременные и однопричинные;они находятся в отношении взаимооднозначного соответствия; Х есть кодовое воплощение А или, короче, кодА. Такого рода связь можно назвать кодовой зависимостью, она образуется в филогенезе и онтогенезе самоорганизующейся системы (носит характер исторического новообразования и в этом смысле случайна, т.е. данная информация обрела в данной самоорганизующейся системе именно такое кодовое воплощение, нов принципе могла иметь другое; однако, возникнув в таком виде, она становится функциональным элементом процесса самоорганизации в данной системе).

Т.к. СР – всегда в виде информированности, то на этом уровне совершенно неважно то, как “кодируется” и в виде чего пребывали все компоненты образов. Хотя и образы ничем не кодируются (fornit.ru/70785, fornit.ru/70779). Кодирование – лишнее звено в теории. Единственный код мозга – номер связи нейронов (IDраспознавателя образа). Целая концепция кодовой иерархии Дубровского оказывается лишней сущностью.

Осуществляя познавательные процессы, мы ищем интересующую нас информацию и, как правило,целикомотключеныотрассмотрения«устройства»носителяэтойинформации,котораядана нам в форме «естественного» кода. Во многих случаях мы, не знаем «устройства» «естественных» кодов, но это не мешает на уровне СР, так сказать, переводить «чуждые» коды в «естественные». Такой перевод, отработанный в филогенезе или онтогенезе, автоматически реализуется бессознательнымимеханизмамипсихики.

Дубровский был представлен в четырехтомнике Бессознательное статьей “Информационный подход к проблеме бессознательного” 1979 г. где излагал концепцию кодирования в мозге: “Мозговая нейродинамическая система, выступающая в качестве носителя сознательно переживаемой информации, есть ее код”. Это близко по смыслу с теорией Б.Баарса, но не учитывает, что эволюция дополняла имеющиеся структуры восприятия новым механизмами обработки удерживаемых гиппокампом стимулов, локализованными в префронтальной коре и распознаватели более древних зон мозга не являются носителями информации в зонах канала осознанного внимания. У Дубровского просто не было схемы организации процесса осмысления, в которой все ее элементы вырисовывались бы достаточно однозначно исходя из адаптивной функциональности. И тогда бы выяснилась и функциональность бессознательного (fornit.ru/art6). При этом у Дубровского возникали очень правильные эвристики: “Наиболее важное феноменологическое различие между сознательным и бессознательным состоит в том, что первое представляет информацию, «открытую» для личности, а второе — информацию «закрытую», непосредственно для личности недоступную, но играющую, тем не менее, чрезвычайно существенную роль в общем балансе личностных информационных процессов3. Эта «закрытая» информация оказывает многообразное опосредствованное влияние на «отрытую» информацию как в содержательно- ценностном, гностически- экзистенциальном, так и в деятельностном планах”. И тогда бессознательное - это прежнее сознательное, что ушло в фон из-за того, что единственный канал осознанного внимания занят новым актуальным стимулом. Соответственно, доступ к информации остается, но запись ограничена. Фоновые процессы снова могут стать осознаваемыми.

В каждом явлении СР дано отображение не только некоторого «внешнего» содержания, но и само оно. В этом проявляется его неустранимая принадлежность «своему» Я (которая в психиатрии так и называется «чувством принадлежности», имеется в виду эффект эгоцентрической значимости воспринимаемого: fornit.ru/70018 она нарушается лишь в патологических случаях, влечет хорошо описанные психиатрами феномены деперсонализации и обычно связанные с ними феномены дереализации). Это единство иноотображения и самоотображения позволяет считать, что базисная динамическая структура СР является бимодальной, т.е. ее основные интросубъективные отношения, определяющие динамическую целостность СР, представляют собой единство противоположных модальностей «Я» и «не-Я», которое осуществляется их взаимополаганием и переменным соотнесение это опять лишнее предположение, не учитывающее основы организации системы значимости (fornit.ru/70860). Подобная бимодальность, включающая механизм переменного соотнесения зеркального типа, должна быть свойственна и нейродинамической организации кодовой структуры всякого явления СР. Пока мы находимся на дальних подступах к пониманию ее «устройства», но именно эта особенность всякого акта сознания избавляет нас от пресловутого гомункулюса и позволяет объяснить феномен отображения отображения, свойственный всякому явлению СР.

Проблемы гомункулуса просто нет в модели организации цикла осмысления (fornit.ru/69758, fornit.ru/68516).

Помимо обозначенных выше двух интегральных параметров (памяти и базисной структуры СР), надо выделить еще шесть параметров описания явления СР, взятого сцелью расшифровки его нейродинамического кода. Рассмотримкаждыйизних.

Здесь рассматриваются отдельные составляющие информированности (отдельные ячейки памяти хранения информации).

Временнойпараметр, о котором уже говорилось выше, фиксирует выделенное явление СР в определенном временном интервале.

Содержательный параметр(лучше сказать, параметр содержания) означает, что всякое явление СР есть отображение и значение чего-то. Это и есть «содержание» определенного интервала «текущего настоящего» независимо отего адекватности или неадекватности и от того выступает оно в виде«разового» переживания данного индивида или в форме личностного инварианта, межличностного инварианта или в ином виде.

Формальныйпараметрозначает,чтовсякое содержание явления СР выступает в определенной форме, относится к соответствующему классу, роду, виду, т.е. так или иначе категоризовано. Когда мы говорим о зрительном восприятии или восприятии вообще, то имеемввидуопределеннуюформусуществованиячувственныхобразов.Она упорядочивает их колоссальное разнообразие.

Истинностный параметрхарактеризует всякое явление СР со стороны адекватности отображения в нем соответствующего объекта. Оно может быть истинным или ложным, сомнительным или неопределенным. Однако во всех случаях у нас сохраняется фундаментальная установка на истинность и правоту, которая функционирует диспозиционально и зачастую арефлексивно.

Ценностныйпараметрхарактеризуетзначимость

«содержания» переживаемого явления СР для личности, ее отношение к этому «содержанию». Ценностное «измерение» СР обладает спецификой не сводимой к «истинностному» и другим параметрам СР. Хорошо известно,что ложные представления могут иметь для личности исключительно высокую ценность, а истинные – весьма низкую и даже отрицательную. В этом отношении ценностный параметр, как и истинностный, имеет два полюса, один из которых выражает положительное, а другой отрицательное значение.

Деятельностный (интенционально-волевой) параметр характеризует всякое явление СР со стороны его активности, указывает на такие факторы как проекция в будущее, вероятностное предвидение, целеполагание и целеустремленность, волеизъявление, действие, творческое новообразование. Этот параметр выражает вектор активности, как особое качество, которое не может быть замещено ни одним из указанных выше параметров, несмотря на тесную связь с ними, особенно с ценностным параметром. Важно рассматривать активность в ее саморазвитии как процесс новообразований, включающий существенные изменения ее направленности и способов реализации, как возможность становления ее все более высоких форм.

Ни один из выделенных Дубровским параметром не является принципиально необходимым. Так, есть культуры, в которых не используется понятие времени. У одних видов животных могут быть предусмотрены одни виды ячеек памяти для информирования, у других этот набор может быть иным, все зависит от востребованности в период формирования наследственных механизмов.

Исходяизпринципаинвариантностиинформациипоотношениюк физическимсвойствам ее носителя (ПИ) и, соответственно, принципа изофункционализма систем (обоснованного А. Тьюрингом)²³ можно сделать вывод о теоретической воспроизведения качества СР на иных, небиологических субстратах. СР есть функциональное свойство нейродинамической самоорганизующейся системы. Не существует теоретическогозапретадляреализацииэтогосвойстванадругихподходящих субстратных началах. Возможно создание таких элементов (отличающихсяот нейронных по физико-химическим и морфологическим признакам) итакой выстроенной из них динамической самоорганизующейся системы, котораябудет в состоянии воспроизводить информационные процессы, определяющие качество СР. т.е. представлять для управляющего центра этой системы информацию в «чистом виде» и способность оперировать ею, а тем самым и конституировать характерные для нашего Я рефлексивные и бимодальные регистры переработки информации.

Если информация – это унифицированные для доступа элементы общей информированности, то совершенно неважно каким образом будет реализована система циклов осмысления.

Явление СР служит причиной внешних или внутренних телесных изменений, сложных действий личности и определяет ихрезультат в качествеинформациинаосновесложившейсякодовойзависимости,которая как бы «выделена» в континууме физических взаимодействий (пока сохраняетсякодоваяструктураданнойсамоорганизующейсясистемы). Когда я говорю студенту: «Подойдите ко мне!», и он совершает это действие, то оно вызывается и определяется не физическими свойствами произнесенных мной слов, а именно выражаемой с их помощью информацией, ее семантическими и прагматическими особенностями.Сами по себе физические свойства носителя информации необъясняютвызываемого следствия, хотя необходимо участвуют в акте детерминации. Это подтверждается тем, что точно такое же следствие я могу вызвать другими словами, и вообще самыми разными по своим физическим свойствам сигналами (в силу принципа инвариантности информации по отношению к физическим свойствам ее носителя - ПИ).

Здесь перед нами особый тип причинности – информационная причинность, Ее специфика по сравнению с физической причинностью определяется ПИ. Психическая причинность является видом информационной причинности; в аналитической философии ее называют ментальной причинностью. Понятие психической причинности охватывает и бессознательно производимые действия.

Важно подчеркнуть, что понятие информационной причинности не противоречит понятию физической причинности. Физическая причинность целиком сохраняет свое значение, если не претендует на роль универсального средства объяснения всех явлений действительности, всех без исключения причин, скажем, на объяснение причин экономического кризиса или причин самоотверженного поступка личности. Психическая причинность дает научно обоснованный ответ на классический вопрос о воздействии ментального на физическое.

Как уже показывалось, такой вопрос просто некорректен. СР в принципе не воздействует на физическое, хотя в качестве ячеек памяти - это контекст для выбора направления следующего шага осмысления.

Вместе со способностью обладать информацией в «чистом виде» нам дана способность оперировать ею в довольно широком диапазоне. В этом выражается активность СР. Она включает произвольное действие, которое может совершаться не только в чисто ментальном плане, но также в коммуникативном и практическом. Анализструктуры произвольного действияуказывает на существенную роль в ней арефлексивного и диспозиционального уровней. Однако инициатором и регулятором такого действия всегда выступает именно определенное явление СР.Поэтому произвольное действие – наглядное свидетельство ментальной причинности. Возьмем более простой пример (по сравнению с тем, который приводился в 2.1.). Я хочу включить свет настольной лампы и делаю это, нажимая кнопку. В данном случае ментальная причина в виде моего желания, побуждения представляет собой программу действий и запускает цепь кодовых преобразований, хорошо отработанных в филогенезе и онтогенезе (т.е. последовательное и параллельное включение кодовых программ движения руки и сопутствующих ему других телесных изменений, а также кодовых программ энергетического обеспечения всего комплекса действий, приводящих к достижению цели).

Сначала шаги осмысления приводят к получению информации о возможности и желательном действии и только потом это становится элементом СР (Б. Либет) и обновляют контекст следующего шага осмысления. Мы узнаем, что захотели сделать что-то, когда по ментальной выборке получили и обработали (специальными функциями: fornit.ru/68522) данные с информацией об этом.

Но что такое наше Я с позиций нейронауки?Согласно современным исследованиям (А. Дамасио, Дж. Эделмен, Б. Либет, Д.П. Матюшкин и др.), наше Я представлено в мозге особой структурно-функциональной подсистемой, которую называют Эго-системой головного мозга (или Самостью: fornit.ru/70018). Она включает генетический и биографический уровни диспозициональных свойств индивида, образует высший, личностный уровень мозговой самоорганизации и управления, который образует сознательно-бессознательныйконтурпсихическихпроцессов. Именнона этомуровнесовершаютсятекодовыепреобразования,которыепредставляют наше Я и информацию в «чистом» виде (т.е. в качестве СР), обеспечивают активность Я в форме произвольных действий,способность Я к самоорганизации, к поддержанию своей идентичности, реализации веровательных установок и целевых векторов. Эго-система воплощает личностные особенности индивида, способность личности к волеизъявлению. И тут встает вопрос о свободе воли, и ее совместимости с детерминизмом мозговых процессов.

Здесь нет возможности анализировать проблему свободы воли. Но надо сказать, что тот, кто отрицает свободу воли, подобно последовательным физикалистам, перечеркивает себя как личность, снимает с себя всякую ответственность за свои действия, в том числе и за свое утверждение, что нет свободы воли. Каждый из нас уверен, что во многих случаях может посвоему желанию, по своей воле совершать выбор, оперировать теми или инымипредставлениями,мыслями,интенциональнымивекторамиит.д.,хотя в составе СР есть и такие классы явлений, которые неодолимо навязываются нам извне или изнутри, не поддаются или только частично поддаются управлению, частос большим трудом (боль, эмоции и др.). Тем не менее, наше Я может управлять собой и собственными явлениями СР в весьма широком диапазоне (более того, расширять его). Утверждение о существовании свободы воли надо брать в частном виде. Но этого вполне достаточно для ее признания.

Но моя способность произвольно управлять собственной мозговой нейродинамикой означает, что Эго-система головного мозга является самоорганизующейся, самоуправляемой системой (fornit.ru/70640). Следовательно, акт свободы воли (как в плане производимого выбора, так и в плане генерации внутреннего усилия для достижения цели, включая энергетическое обеспечение действия) есть акт самодетерминации. Это означает, что понятие детерминации должно браться не только в смысле внешней, но и в смысле внутренней детерминации, задаваемой программами самоорганизующейся Эго-системы и головного мозга в целом. Тем самым устраняется тезис о несовместимости понятий свободы воли и детерминизма мозговых процессов, а вместе с этим устраняется и пресловутый гомункулус. Эти вопросы имеют принципиальное значение для расшифровки мозговых кодов,посколькупоследниепредставляютсобой также самоорганизующиеся системы – функциональные элементы Эго-системы мозга.

Как видно, эвристики Д.И.Дубровского во многом соответствуют принципам теории МВАП , особенно если исключить лишнюю концепцию кодирования в мозге.